До развилки на Тапку армия дошла практически без потерь. Ночью от артиллерийского обстрела погиб один сирийский морпех. Боевики бросают подготовленные позиции и разбегаются как тараканы, бросая пикапы с пулемётами и даже танки, установки «Град». Утро начинается с работы артиллерии по выявленным целям, потом идут штурмовые группы. По выявленным целям работает артиллерия. Мы идём следом. Когда подтягиваются войска, расширяется прорыв в глудь, устанавливаются посты наблюдения на доминирующих высотах. Ну как высотах. Местность здесь – ровная как стол пустыня. Небольшой холм уже считается доминирующей выстой.
Спокойно, километр за километром, армия движется вперёд. Видя такое бегство боевиков так и подмывает сесть в машину и через пару часов быть на стратегической авиабазе. Однако такое поведение настораживает. Армия останавливается на ночёвку, подъезжают фронтальные погрузчики и отрывают земляные насыпи, за которыми можно спрятаться. Пересыпают земляным бруствером дорогу. Чтобы не прорвались смертники на заминированных машинах.
Утром приезжаем на фронт. Армия подошла на 2 километра к стратегической развязке Тапка-Деер-Эз-Зоор. Дальше пока не идут. Налетел ветер и поднял пылевые вихри. Авиация работать не может. Артиллерия может, но эффективность маленькая. Вдали виднеется водонапорная башня на стратегическом перекрёстке. Под ней виднеется движение боевиков. Скорее больше профилактически по башне кладется несколько выстрелов артиллерии.
Подъезжает странная машина на базе пикапа. У нее в кузове странная помесь установки Град и авиабомбы ФАБ 250. Когда это чудо инженерной мысли стартует с пусковой установки, прогорает асфальт и отлетает кусками. Странное оживление, народ куда-то бежит. Со стороны боевиков несется пикап с зушкой в кузове. Первая мысль смертник, оказывается, бойцы захватили у боевиков. Все радостно вопят, за рулём сидит довольный и гордый солдат – теперь у него есть транспортное боевое средство. От греха подальше трофей скорее увозят в тыл на восстановление.
Сегодня наступления не будет. Впереди целый день и мы идём с передовой на пару километров назад. Сильные порывы ветра бьют в лицо, приходится прилагать усилия. Вместе с ними абразивом, словно шкуркой, лицо трут крупицы песка. Глаза невольно закрываются. Иногда приходится отворачиваться. На секунду ветер стихает и тут же в лицо ударяет жар пустыни, за воротник начинает течь пот, промывая на лице русла в песчаной грязи. Только покрывается испариной, как опять поднимается ураганный ветер и бросает в дрожь. Начинает болеть горло. Ощущения словно ты в лихорадке гриппа. Обветриваются губы, начинает щипать. И восхитительно глубокий пустынный воздух. Сухой, свежий. Топаю к деревне в километре от трассы. Из-за камня срывается заяц. Смотрю на голые камни вокруг, ни травы, н и кустарников. Чем он здесь питается?
Деревня состоит из глинобитных домов. Материал именно глина, из неё выводят стены. Рядом с каждым домом сад, по периметр огорожен глинобитным забором – чтобы не заметало песком. В саду оливковые деревья. Пока не было жителей, деревья закидал песком. Так и стоят, желтые. Получается, чтобы вырастить эти деревья, люди постоянно очищали их от песка, боролись с песчаными бурями. Это ж сколько трудов и как легко пустыня забирает своё.
Посреди деревни колодец. Жизнь в этих края строится вокруг воды. Вижу сирийского военного, спрашиваю, можно ли попить. Скорее из интереса. Пить нельзя – боевики могли отравить источник. Но сирийский военный хватает меня за рукав и тащит к машине. Там мне насильно вручается бутылка воды, коробка с плавленым сыром и даже сигареты, хотя я не курю. От сирийского гостеприимства никто не уходил безнаказанным. На прощание мне сообщаются слова благодарности России за помощь и обнимашки. Без этого здесь нельзя.
Иду дальше. Из глинобитного дома выскакивает молодой парень с автоматом. «Русья?!» «Русья…» — вздыхаю я. Пошариться по деревне не получится. Следом выскакивает толпа, берет меня под руки и тащит в глинобитку пить мате. Выкладываются плавленые сырки, кто-то разжигает кальян. Мимо бежит солдат и орёт, что у них русский друг, надо срочно нарыть чаю, ведь русские любят чай, а не мате. Тем не менее, ко мне тянется сразу пять стаканов мате.
Выгребаю из карманов сигареты, плавленый сырок, ставлю только что подаренную воду. Общий стол на передовой это гораздо большее, чем просто еда. Через какое-то время выловили моего коллегу и ему, конечно же, не получится увильнуть от сирийского гостеприимства. Сидим на полу, заходит бородатый лейтенант, все встают, улыбаются, вытягиваются по стойке смирно. Лейтенант здоровается за руку с каждым, ему освобождают лучшее место, подают мате. Звания здесь значат меньше, чем уважение к командиру. Сидим некоторое время. Снимаю на камеру солдат. Не покидает странно чувство, ведь эти воины завтра пойдут в бой. Для кого-то он может стать последним.
Связи здесь нет и о нас волнуются сопровождающие. Прощаемся с солдатами идем к трассе. У трассы стоят артиллеристы. Платака, командир, мате, холодная вода. Вдруг до нас доносится звук артиллерийского разрыва. Выскакиваю из палатки Прилёт был по тому месту, где мы были с утра. В видоискателе камеры видны бегающие фигурки солдат. Вот они выскакивают из песчаного облака разрыва, бегут к палатке. Жду, что мимо пролетят скоры – значит кого-то зацепило. Минута-две-три-пять. Никого. Значит, пронесло.
Со свистом падет второй снярд, в этот раз в метрах пятистах от нас, следом доносится звук. Приседаю, смотрю, завороженный зрелищем. Потом вспоминаю, что неплохо бы включить камеру. Минут через десять опять разрыв, в районе первого прилёта. Получается артиллерийская вилка. Сирийские артиллеристы бегут к установкам Град и куда-то высаживают четыре ракеты, две, потом корректировка и еще две. Говорят, засекли.
Из палатки выскакивает офицер с Калашниковым и начинает стрелять в небо. Поднимаю голову. Вижу вражеский беспилотник. Тот красиво кружит в бездонном небе. Прямо как в детстве на занятиях по авиамоделированию. Сбить не получается, беспилотник уходит к соседнему подразделению. Там тоже палят.На сегодня война закончилась, наступления не будет, мы уезжаем на базу. По дроге фотографируем захваченный у беовиков танк и установку БМ-21 «Град». Окончательно возникает ощущение легкой и ненастоящей победы. Это пугает.
На утро мы снова на месте. Нас окликает наш знакомый – командир танка Т-90 Маугли. Подходим здороваться, видим пер*бинтованную руку. Сегодня с утра по нему влупили из чего-то. Маугли слегка контужен и наш переводчик не может от него добиться внятного ответа, что случилось. Для себя Маугли решил, что хорошо, что живой, а остальное не важно, даже невольный пресс-подход к прессе.
Чуть вдали от дороги стоит Т-90. Маугли показывает повреждения. Второй каток слева пробит навылет. Кумулятивный экран справа выгнуло попаданием. Но сам борт целый, разбило тепловизоры. Вроде всё.
Войска к тому моменту уже взяли вчерашнюю водокачку и вышли на перекрёсток дорог. Дальше не идут. «Шкурой чувствую, что заманивают нас» — говорит сирийский генерал. У боевиков откопаны окопы.
На обочине лежит фугас. К нему подходит аккумулятор. Значит, боевики готовились защищать этот опорный пункт. Но убежали практически без боя. Командование дает приказ окапываться. Солдаты разбредаются по обочинам, ищут крышу над головой.
За перекрёстком несколько нефтяных качалок. Судя по запустению, они у боевиков не работали. В здании находим журнал, в котором описаны мытарства боевиков при попытке ввести месторождение в строй. Оказывается, головы резать проще, чем качать нефть.
Стою у бывшего здания управления дорожным движением. Слышу противный свист. Считаю до четырех и неспеша ложусь на землю. На пяти разрыв. Значит, далеко. Но то, что миномёты боевиков достают сюда неприятная неожиданность. Значит, они недалеко. Стреляли по перекрестку – там скопление людей и бронетехники. Хочу выехать на дорогу на Деер-Эз-Зоор, там видны горящие нефтяные качалки в паре километров.
На перекрестке пробка. Идёт много машин снабжения, боеприпасов. Сюда и били боевики. Неприятно ёжусь от этой мысли. Задумчиво смотрю на указатель «Вилят Ракка Исламского государства», метрах в трехстах от меня, перед перекрестком. Боевики любят разрисовать бывшие сирийские указатели под себя. Что ещё делать, когда не хватает мозгов ввести в строй даже существующие месторождения нефти. Указатель и прямая, словно по линейке прочерченная дорога, утопают в мягких вечерних лучах. Редкая трава по обочине выгорела и сейчас золотится в лучах солнца. Солдаты улыбаются и фотографируются на память.
Мои мысли прерывает резкий звук, указатель скрывается в облаке разрыва. Из облака в разные стороны вылетают фигурки людей, падают как куклы, вскакивают, снова падают, ползут на четвереньках. Лежит тело без признаков жизни. В еще не осевшее облако разрыва влетают солдаты, подхватывают фигурки под руки, оттаскивают в сторону, машут руками, требуя транспорт. Воздух будто сгущается и давит на грудную клетку.
Продолжаю тупо смотреть, не понимая, что случилось. Мой переводчик-сопровождающий снимает шапку и бормочет «ну всё, кранты». Почему кранты – улыбаюсь я? Потихоньку начинает доходить. До последнего не вяжется картина смерти с тем прекрасным вечером, который был здесь несколько секунд назад.
Проезжаем указатель, там вытаскивают раненых и грузят в машину, навстречу уже летят скорые. Как они успели – прошло пара минут? У скорых вчерашний бородатый забрызганный кровью лейтенант помогает укладывать на носилки своих солдат. Это был фугас. Боевики заминировали указатель с логотипом Исламского Государства, зная, что его первым делом попытаются свернуть. Указатель мощный, пошло ломать его около десятка солдат. Двое сразу насмерть, еще двое не жильцы. Двоим оторвало ноги.
Даже бегущий противник может причинить вред.
http://jpgazeta.ru/siriya-bitva-v-pustyine-nastupleni..
Только тсс...никому. 
