По дороге из Днепропетровска в военный городок Гвардейское замечаю билборд. На нем изображена символика 25-й воздушно-десантной бригады (белый танк, спускающийся на трех парашютах) и фотография пары десятков бравых десантников. На въезде в населенный пункт — КПП. Молодые пацаны с автоматами останавливают легковые машины и проверяют, не везет ли кто оружие. Но маршрутку пропускают без досмотра.
От остановки прохожу еще пару сотен метров, чтобы найти место побезлюднее. Десантники Ваня и Сергей пару недель назад вернулись домой из зоны АТО и не желают, чтобы о нашей беседе стало известно начальству. Ведь я попросил их о встрече с целью задать щекотливый вопрос: достоверны ли многочисленные слухи о том, что в госпиталях бойцам выдают справки, в которых не сказано ни слова о ранении, дабы лишить положенных по закону льгот?
— Еще как достоверны! — восклицает крепыш Сережа. — Вот мне, например, написали справку о получении не ранения, а травмы. А обратное нигде не зафиксировано. Если верить этой бумажке, в момент получения той самой травмы я находился не в Донбассе, как было на самом деле, а в Харьковской области. А там все было тихо и спокойно. Даром что тоже зона АТО.
Шея и плечо молодого десантника в шрамах от осколков разорвавшейся мины. Бинты сняли совсем недавно.
— Да что там! — включается в беседу Иван. — У одного моего друга лопнула барабанная перепонка. Но в госпитале ему выдали справку с заключением «отит». Другой едва не лишился глаза. А врачи написали в документах, что парень неосторожно обращался с оружием на полигоне. Теперь он обивает пороги государственных инстанций.
Ваня служит в ВДВ больше 10 лет. Он знает, что без справки его друзья не смогут получить статус участников АТО. Соответственно, будут лишены бесплатного лечения и денежной компенсации. А также льгот вроде скидки на оплату коммунальных услуг или бесплатного проезда в общественном транспорте.
— А еще нас вот как обманывают, — продолжает с досадой в голосе Сергей. — Ребятам, которые были в зоне боевых действий, пишут, что они находились в «зоне сосредоточения АТО». А как потом дадут «участника боевых действий», если по бумажкам ты, по сути, в штабе просидел? Зато много «участников» появится среди тех, кто вообще не воевал. Это, я скажу своими словами, голимая мулька. Та самая коррупция, против которой боролись на Майдане.
— Я вот не понимаю. Человек ранен? Ранен. Так заплатите компенсацию! Боец погиб — заплатите компенсацию его семье! — вклинивается в разговор Ваня. — Я в новостях как-то услышал, что на один день АТО выделяется полтора млн грн. Куда эти деньги уходят? Я плюнул просто и выключил телевизор.
Интересуюсь, насколько эта ситуация влияет на моральный и боевой дух украинских военных. В ответ оба моих собеседника вздыхают.
— Честно говоря, многие ребята из-за этого лишний раз подумают, ехать ли воевать, — продолжает Сергей. — Вот не потому, что здесь стреляют, а именно из-за такого отношения. Не дай бог, убьют тебя, а родители получат справку о «неосторожном обращении с оружием» вне зоны боевых действий. Это нормально?!
Информационная блокада
Родителей, к слову, бойцы 25-й бригады видели чуть ли не полгода назад. Во время революции начальство приказало находиться в казарме «в режиме полной боевой готовности». И в течение нескольких месяцев парни ждали, что их вот-вот отправят в столицу.
— Помню, пришел приказ прислать в Киев добровольцев, чтобы подменить «Беркут», который уже долго без ротации стоял на улице, — вспоминает Сергей, как попал на Майдан. — В «Беркуте» были наши ребята, которые раньше в 25-й бригаде служили, поэтому добровольцев вызвалось много. Отобрали 300 человек. Я в том числе.
— Ты вообще знал, что тогда происходило в Киеве? Ехал мстить за своих? — интересуюсь.
— Ну, мы слышали, что происходит какой-то беспредел, но подробностей не знали. Знакомые, которые были в «Беркуте», звонили и говорили, что стоят там круглосуточно, их не меняют. Просто хотелось поддержать своих ребят и чтоб все это поскорей закончилось. Но выехать не удалось. Сначала люди заблокировали нас на выезде из Гвардейского. Одна колонна все-таки прорвалась. Техника довезла нас до поезда и уехала в часть. А поезд тоже заблокировали. Обрезали тормозные шланги на вагонах и угрожали, что ночью будут коктейлями Молотова забрасывать.
В тот момент, признается десантник, сомнений в правильности действий у бойцов не возникало. В тонкости революции они не вникали, информацию в казарме черпать было неоткуда. Но и воевать не рвались. Настроение было следующее: надо подменить коллег — значит, подменим.
— Когда наш командир позвонил начальству и спросил, что делать со всеми этими блокировками, ему сказали: «Что хотите, то и делайте». То есть вроде был приказ, а вроде нет. Что в итоге делать? Мы вышли из поезда и 40 километров по морозу возвращались в часть пешком.
Сергей признается, что о результате революции — свержении власти Януковича — 25-я бригада узнала не сразу: телевизор и интернет в казармах не поощряются. А вскоре парням сообщили: пришел приказ отправляться на восток для участия в антитеррористической операции.
«Нас сдали»
Мои собеседники сразу попали на фронт. А их коллеги прославились на всю страну после печально известных событий в Краматорске. Напомним, что тогда на сторону сепаратистов перешли шесть экипажей 25-й воздушно-десантной бригады (с собой они прихватили самоходную пушку «Нона»). А остальные бойцы под давлением мирных жителей были вынуждены сдать оружие боевикам. Расследование этого дела ведется до сих пор. Некоторых бойцов буквально на прошлой неделе вызывали в прокуратуру на допрос. А вот что говорят о случившемся мои собеседники:
— Я сам там не был, но ребята, которые были, рассказывали. А они мне врать не будут, — уверен Ваня. — Технику окружили местные жители: старики, женщины с детьми. Колонна дальше двигаться не смогла. Потом за спинами местных неожиданно появилось много вооруженных мужчин. Да, это, конечно, была провокация, но какие у наших тогда были варианты?
Десантник внутренне напрягается и начинает говорить тише:
— Если бы ребята открыли огонь, погибло бы много гражданских. Наших все равно обвинили бы, только уже по куда более ужасному поводу. К тому же все бойцы сидели на броне, их бы пер*били в две минуты. Словом, тот, кто приказал сдать затворы, поступил правильно!
Иван опускает глаза.
— Понимаешь, колонну кто-то просто сдал. Я общался с нашими разведчиками, которые до этого попали в плен в Краматорске. Наемники, которые их охраняли, говорили: «Слышите, как ваши едут? Скоро будут здесь». Откуда они знали, куда именно движется колонна? О маршруте передвижения им явно сообщили заранее.
Расформирование боем
Так или нет, но неудачи преследовали десантников и во время боевых действий.
— Самым сложным за все время, что мы воевали, был бой под Ямполем. Честно говоря, эти моменты и вспоминать неохота, — признается Ваня. На следующей фразе его голос начинает дрожать: — Из двух десятков солдат, погибших 19 июня под Ямполем, 12 служили в нашей бригаде.
Иван берет себя в руки. Рассказывая о том бое, сохраняет спокойное, несколько флегматичное выражение лица. Одному Богу известно, как ему это удается.
— Сразу после начала атаки наш танк, сделав несколько выстрелов, стал разворачиваться. В результате заблокировал всю нашу колонну. И тут нас начали крыть из минометов. Не было никакой связи между подразделениями и техникой. Стрелки из Нацгвардии на бэтээре испугались, выставили в бойницы автоматы и начали палить. Тут бэтээр начал разворачиваться. Они этого даже не заметили и стали стрелять уже по нашей технике. То есть это была просто каша.
На вопрос о взаимодействии с подразделениями Нацгвардии Ваня раздраженно отмахивается. Говорит, без мата объясниться не выйдет. Как, впрочем, не выйдет и назвать причины провального боя под Ямполем.
— Понимаешь, после разоружения в Славянске нашу бригаду хотели расформировать. Но на это, как оказалось, надо много денег. Поэтому у нас сложилось впечатление, что нас просто хотели тупо списать в бою.
«Нас хотели тупо списать в бою». Фото 1
Свой-чужой
— Мы одного сепаратиста схватили, спрашиваем его, мол, вот ты в Донецкой области живешь, назови, с какими областями она граничит. Он кроме Ростовской ничего не смог вспомнить, — первый раз за все время разговора смеется Ваня.
Потом берет у меня блокнот и рисует схему одного из боев. Показывает, где находились минометчики, снайперы и корректировщики врага. Вспоминает, как в радиусе 50 метров вокруг одной из наших машин ополченцы за короткое время «положили» около трех десятков мин в шахматном порядке. Утверждает, что так работают отнюдь не любители.
Несколько лет назад 25-я воздушно-десантная бригада была на совместных учениях в России. По утверждению ребят, форма, в которую одеты многие сепаратисты, — российская. И вообще, о том, что силами ЛНР и ДНР руководят приглашенные спецы, говорит многое.
— Мы не могли понять, как они постоянно вычисляют и обстреливают наши блокпосты. Однажды поймали какого-то подозрительного велосипедиста. Оказалось, что у него с собой телефон со специальной программкой. Он проезжал и останавливался неподалеку от блокпоста. Из той точки, где он простаивал дольше 10 минут, отправлялось СМС с GPS-координатами.
Про такие вещи Ваня рассказывает уже будничным тоном. Мол, враг он и есть враг, от него ничего хорошего не ждешь. Гораздо хуже, когда предают свои. В том, что это происходит регулярно, уверены многие.
— Среди наших резервистов есть те, кто еще в Афгане воевал. Они говорят: «Думали, что в Афгане было плохо, но то, как здесь нас сливают, не передать словами». Кто-то из руководства получает огромные деньги за слив информации и «правильные» приказы. За примером далеко ходить не надо. Когда захватывали Славянск, оттуда ушла чуть ли не двухкилометровая колонна военной техники. Команды стрелять мы так и не дождались. Упустили огромное количество боевиков и вооружения. Из-за этого у нас будет еще много потерь, — вздыхает Ваня.
Двухнедельный чай
Ваня и Сергей вернулись домой всего две недели назад. Целых два месяца в их жизни не было ничего, кроме войны. ВДВ — едва ли не единственные участники АТО, у которых не было ротации. Ваня показывает видео на телефоне: в полуразрушенном доме без окон и дверей на бетонном полу вповалку спят солдаты. Голос за кадром говорит: «Вот это наш самый лучший ночлег за последние два месяца».
— Спали под открытым небом. Если есть у тебя бушлат — хорошо, укрываешься. Когда идет дождь, просто сидишь в окопе и стараешься не двигаться — так теплее. Пару раз волонтеры приезжали, привозили дождевики, которые мы на три-четыре человека делили. Ни палаток, ничего у нас не было. Находили какой-то скотч, склеивали разорванные пакеты из-под сухпайков и мастерили себе укрытия.
— А как было с питанием?
— Мы оказались в странной ситуации. Нас передали руководству АТО, и наша бригада не имела права нас обеспечивать, хотя потенциально могла. А в АТО происходило непонятно что. Две недели поставок продовольствия и воды не было вообще. Мы, как могли, на несколько дней растягивали суточные сухпайки, куда входят консервы, каша перловая, каша рисовая, баночка тушенки, маленький паштет, галеты, а еще…
В этот момент Ваня и Сергей начинают хохотать.
— …а еще — пакетик сахара и пакетик чая. На две недели — то что надо!
— Потом ситуация поменялась? — интересуюсь.
— Через две недели нам привезли воду, овощи, мешок хлеба, круп и консервов. Хлеб весь в плесени, овощи гнилые настолько, что уже превратились в кашу, килька просроченная и вздутая. Один пацан, наверное, сильнее всех хотел есть, поэтому решил ее попробовать. Траванулся сильно. Но мы потом эту кильку пережаривали и все равно ели. Единственное, что спасало, — крупы.
— Хоть форму вам выдали?
— У меня был хороший камуфляж, который я сам купил. Так он в полях и остался, превратился в тряпки. Это все очень быстро снашивается в боевых условиях. Однажды привезли форму, но ее хватило только на половину солдат. Я стою, весь подранный, грязный, спрашиваю у них, как мне в этих лохмотьях воевать. А они мне заявляют: вообще-то, форма выдается минимум на полгода.
Когда, отправляясь на войну, Ваня надевал свой камуфляж, он оставил дома форму, которую выдали несколько месяцев назад. В нее он сейчас и одет. Это обычный камуфляж из ткани не очень хорошего качества. Прочее обмундирование оказалось не лучше.
— В качестве бронежилетов нам выдали так называемые «черепашки» 1982 года выпуска. Калибр 5,65 бронежилет прошивает насквозь, а 7,62 разрывает кубики брони вместе с твоими органами. По сути, без него безопаснее было, чем в нем, поэтому мы их просто на борта техники цепляли и так укрывались от пуль. Многим родственники и друзья защиту покупали. Сейчас ситуация, слава богу, исправилась. По крайней мере бронежилеты последнее время выдают хорошие. Хотя, если бы все было нормально с самого начала, человеческие потери можно было бы пересчитать по пальцам.
«Никто кроме нас!»
В самом начале нашей беседы Ваня пошутил:
— Думал сегодня бросить курить. Не получилось. В парикмахерской бесплатно постригли — остались деньги на сигареты.
Невеселая шутка близка к реальности. Ни высокими доходами, ни хорошими жилищными условиями военнослужащие похвастаться не могут.
— Еще до Майдана нам повысили оклад на 100%. Я стал получать 4 тысячи грн. Да вот только прибавка эта при начислении пенсии не учитывается, хотя налоги я с нее плачу, — рассказывает Ваня.
Несемейным десантникам предоставляют общежитие. Живут по шесть-восемь человек. А горячая вода у них появилась лишь после того, как сами скинулись на бойлер. Впрочем, людям с семьями приходится не легче. Квартиры получают единицы. Остальные ютятся в служебном жилье, зачастую похожем на времянки.
— Ребята, если все так плохо, почему вы никуда не уйдете из армии? — спрашиваю.
— Потому что девиз нашей бригады каким был, таким и остался: «Никто кроме нас!» — Ваня говорит это без лишнего пафоса и гордости, как бы констатируя факт. — Кроме нас, никто не выживет, никто не сделает то, что нужно. Огонь внутри еще не совсем потух. Обиды очень много, но что толку обижаться? Бросить проще, а вот удержаться не каждый сможет. А еще вернемся, потому что там остались люди, к которым привыкли, которые тебе спину прикрывали. Их бросать нельзя. Это то самое десантное братство.
— Есть такая профессия — родину защищать, — широко улыбаясь, добавляет Сергей.
— А если никто не оценит?
— Ну, значит, так и будет.
«Документы никто не подделывает!»
По официальным данным, с начала АТО зарегистрировано 1 236 раненых. Вернувшись в Киев, решаю связаться с военными медиками и выяснить их позицию по скользкому вопросу непризнания ранений. Дозваниваюсь до Александра Столяренко, заместителя начальника Военно-медицинского центра Центрального региона.
— Со всей ответственностью сообщаю, что в военных лечебных учреждениях — и передовых, и тыловых — никто подобной ерундой не занимается.
Столяренко уверяет, что медики не ставят «гражданские» диагнозы нашим бойцам:
— Система работает следующим образом. Человек, получивший ранение, поступает в лечебное учреждение. Может поступить в гражданское лечебное учреждение. Например, в зоне АТО некоторые районные больницы оказывают помощь. После этого раненый боец должен в ближайшее время быть направлен в военное лечебное учреждение. Затем он проходит военно-врачебную комиссию, где дают диагноз о ранениях или травмах, полученных в зоне АТО. Диагноз проходит через комиссию врачей, которые подписываются под ним. После этого документ идет на утверждение в штатную военно-врачебную комиссию, которая подтверждает этот факт. Ни одному нормальному военному врачу не придет в голову подделывать такие документы. Это, во-первых, уголовное преступление. Во-вторых, так как у нас не принято своих бросать. Поэтому меня это возмущает. Я таких случаев не знаю. Если вы увидите, сфотографируйте такой документ и перешлите нам.
Виталий Андронатий, директор Военно-медицинского департамента Министерства обороны Украины, объясняет ситуацию с непризнанием ранений не совсем корректными формулировками в соответствующих документах. Но уверяет, что они уже исправлены:
— Какой-то период в справках, которые давали солдатам, получившим ранения в зоне АТО, действительно не указывалось конкретно, что это ранения. Это происходило исключительно из-за формулировки в нормативных документах. В приказе 402 не было написано: «В результате ранения», а было: «В результате заболевания, полученного при исполнении обязанностей воинской службы». Сейчас мы уже внесли изменения в этот приказ и дописали слово «ранение». Поэтому теперь проблем со справками нет. Те, кто получил справки старого образца, смогут доказать, что они были ранены, потому что во всех медицинских документах, во всех историях болезни сказано, где и при каких обстоятельствах солдат получил ранение.
http://reporter.vesti.ua/63608-nas-hoteli-tupo-spisat-v-boju#.U_c27KMRQf2
