Sevpolitforum.info

Он там все подробно про это говорит. После того, как Песков заявил о том, что мы не возражаем (это в первый день), начали самолет готовить, получили все необходимые документы в рекордные сроки, и он прилетел.
Вот почему я спрашивал в Фейсбуке у себя… И я очень благодарен, в частности, Константину Катаняну, который объяснил мне позицию по закону. Вчера об этом говорил Пархоменко. Мнение родственников о транспортировке, в соответствии с законом, нуждается это мнение только после того, как будет консилиум. Короче, решение, по закону 232-му, принимает консилиум врачей, а не жена. Вот очень важно знать, что в законе. Очень важно знать. И поэтому и произошел этот конфуз в информационной сфере.

Это был четверг, по-моему. У меня уже все спуталось в сознании. И самолет прилетел ночью в пятницу утром, то есть вчера утром. То есть самолет стоял сутки, грубо говоря.

И физическое разрешение на вылет и самолета, и, сразу отмечу, Алексея Навального довольно быстро было получено, несмотря на то что в Следственном комитете говорили: «Мы напоминаем, что он находится в процессе». Он должен был, по-моему, в понедельник прийти давать показания по обвинению в клевете и еще какие-то дела. Еще идет условный срок, я напомню, за какое-то липовое дело очередное. Именно липовое. Но оно идет.

Эти люди – реаниматолог и медбрат – это люди, которые работают на вот этой транспортной авиации санитарной. Поэтому они не собирались встречаться вообще ни с кем, кроме врачей (я имею в виду той бригады, которая поддерживала Алексея) – ни с властями, ни с семьей. Не просили, не собирались. Чего тут хронология? Там сложнее было, извините меня, получить разрешение на прилет самолета – правда, это очень быстро было решено как раз – потому что у них не было виз. А электронные визы, как мы знаем, Москва, Санкт-Петербург. В Омске-то не очень. В общем, все сделали меньше чем за сутки. Все было сделано меньше чем за сутки.

Да, эта встреча и не предвиделась. Они ее и не хотели. Они на нее и права-то не имели. Их дело: пациент и коллеги с одной стороны – в Омске, с другой стороны – в Берлине. Это было как-то известно всем. Мы же сейчас не про информационную составляющую говорим, мы говорим про суть. Вот этого дела, вот этого бизнеса санитарной авиации. Они выполнили все отлично. Довезли Алексея. Собственно, больше от них ничего и не надо было.

С. Бунтман― Вопрос здесь в чате: «Почему врали про заявление врачей?»

А. Венедиктов― Кто врал?

С. Бунтман― Мне кажется, врали с многих сторон.

А. Венедиктов― Нет, смотрите, это же вопрос интерпретации. Вот смотрите, идет совещание – транспортабельный, нетранспортабельный. Российские врачи, в том числе и московские, говорят: «Он нестабилен». Вот в тот момент, когда идет совещание. «Окей», — говорят немецкие врачи и покидают клинику. И это трактуется этой стороной как они согласились с тем, что он нетранспортабельный. Затем они переговариваются со своим начальством, и им говорят ждать. И это трактуется, что он транспортабельный.

Сейчас, когда дым развеялся, понятно, что это вопрос интерпретации. Так бывает. Но мы же не знали, где правда. Мы давали и то, и другое. Вот когда говорят: «Немецкие врачи заявили…», я всегда спрашиваю: «Кому?» Ничего они не заявляли никому. В этом вся история. Они никому не заявляли. Они не делали заявлений никому вообще.

С. Бунтман― Спрашивает: «Самолет действительно не вылетал из-за отдыха немецких пилотов?»

А. Венедиктов― Во всяком случае, такая история была. Это одна из причин. Конечно, если бы у пациента счет шел на минуты, наверное, этот отдых был бы как-то сильно нарушен. Но, в принципе, причина такая есть, такая норма существует. Кроме того, это надо коридор получать, как вы догадываетесь, при пересечении границ. Это же не рейс. Это тоже требует времени. Я думаю, что там целый набор был факторов. Важно, что Алексей уже в клинике «Шарите». Мне кажется, это не сильно много имеет значения. 48 часов прошло.